Иначе как «чудным» свое творчество орловская художница Светлана Мухина не называет. Самобытная, ни на кого не похожая, она плетет свои миры из тряпочек, бисера и ниток, складывая их, как картинки в калейдоскопе. По-женски радостные, они как обереги – от дурного настроения, на счастливую жизнь.

Выпускница Орловского художественного училища, Света хотела стать математиком, мама – преподаватель физики в школе, папа – инженер, казалось, будущее определено. Однажды мама сказала, что творчеством заниматься интереснее, а Света – послушная дочь. В свои тридцать с хвостиком она участвовала более чем в 20 выставках, в том числе в Белгороде, Санкт­Петербурге, Москве. Ее «персоналка» впервые открылась в середине июня в Орловском краеведческом музее.

– Сначала приходит идея, которую хочется выразить, а потом рождается полотно?

– Бывает, идешь от идеи, мысли – и тогда набираешь тряпочки, нитки, бисер как средство ее выражения. А бывает, погружаешься в хаос лоскутков и пытаешься его упорядочить. Появляется цветовая гамма и на ее основе рождается сюжет или абстракция из пятен. Работа «Тополиный пух» складывалась из цветовых пятен: небо, трава, июньский колорит. Большие белые круги – как летящий пух.

– Ты ведь художник­живописец, почему выбрала не масло, а нитки?

– Потому что этим я могу заниматься ночью, никому не мешая, нет запаха, не нужен дневной свет. Творчество мобильно: сложил в пакетик, всюду взял с собой, пересел на кресло. Когда пишешь маслом, должно быть минимальное пространство вокруг два на два, чтобы никого не испачкать краской, не душить запахом разбавителя. Желательно уехать в мастерскую, как это делает мой муж (Юрий Мухин – орловский художник. – Авт.).

Такой возможности нет, тем более маленький ребенок. Поэтому и первые работы были из того, что под рукой.

– Откуда берешь материал? Ты вообще что­нибудь выбрасываешь?

– Сейчас эта проблема, наконец, назрела: нужно избавляться от лишнего. Мне, на самом деле, очень жаль даже крошечный лоскуток. Обычно мне их дарят, или остаются вещи, которые уже не носишь. На основу идут большие отрезы: одеяло, полотенце, на него уже нашиваются красивые, яркие лоскутки.

– Что труднее: вышивка нитками, бисером, сшить ткани между собой?

– Самое сложное – собрать все лоскутки в единую композицию и пришить их к основе так, чтобы гармония не потерялась. На получившийся фон уже лепи, что вздумается,  подбирай бисер, кружево, бабушкину салфетку и ниточки в контраст или тон.

– Персонажи сами появляются в процессе?

– Когда полотно рождается – это сродни магии, волшебству. Через твои руки проходит какой­то смысл. Для меня это всегда загадка. Собираешь обрывки ткани, одиночные бусинки, по сути – мусор, и вдруг видишь композицию, и все, что валялось под ногами, снова живет­дышит.

Например, мне хотелось в строгую графичную работу добавить желто­оранжевое пятно: так туда самым вкрадчивым образом проник лис, поселился под деревом в черно­белый горох и будто жил тут всегда. Однажды я шла в гости к подруге через Козий парк, а мне навстречу – женщина. Она слилась с окружающим пейзажем: серый день и она серая, вся в себе. Мне захотелось этот момент  запечатлеть. Туда я пристроила тряпку для мытья пола, не использованную, конечно. Такую ткань еще как утеплитель прокладывают, набивают игрушки. Переплетенные разноцветные волокна хорошо заиграли в сочетании с бисером. «Женщина со смехом» родилась из подаренного мехового воротника.

Я не могу относиться к себе серьезно, ни как к художнику, ни как к человеку, отсюда и творчество такое… ироничное.

– Не было желания сделать цикл работ на определенную  тему?

– Обычно работа создается очень долго – от двух недель до двух месяцев, пока ее создашь, так устанешь от этой идеи, что хочется переключиться. Если долго сшиваешь темные лоскуты, хочется чего­то яркого, светлого, цветочного. Чувство удовлетворения наступает, когда понимаешь – добавить уже нечего. Сейчас у меня около 50 картин. Хранить под стеклом их неудобно, теряется фактура. Нельзя вешать на стену под солнце – выцветут, достаточно протирать влажной тряпочкой или смахивать пыль щеткой. Какие­то свои работы я даже стирала.

– Есть ли у тебя кумиры в этом направлении?

– Я стараюсь не смотреть на то, что делают другие, чтобы не получилось подражательства, пусть даже неосознанного. Иногда идея рождается из фотографии, но чаще я не понимаю, откуда ее взяла. Сюжет складывается сам, иногда без моего участия. У меня мама и бабушка мастерски владеют швейным делом, один из родственников по мужской линии – портной. Я одежду не шью, не получается.

– С какой работой меньше всего хочется расстаться?

– Когда я закончила полотно, то уже отпустила от себя. Картины тоже хотят, чтобы на них смотрели, а не лежать в темном шкафу. Конечно, здорово, чтобы работы находили свой дом, своего человека. Тогда у меня будут средства на новые материалы, задумки.

– Ты про каждую работу можешь рассказать? Лиса под деревом в горошек просто лиса или что­то значит?

– Нет, мне ценнее, что подумает зритель, какие образы, чувства, история у него возникнет. Поэтому не стоит обращать внимание на название, своя интерпретация ценнее.  Когда пытаешься объяснить работу, она сразу пустеет, ведь картина может быть еще глубже, чем ты ее воплотил.

Посмотреть работы Светланы в Орловском краеведческом музее можно до 15 июля (6+).

Елена Михалькова