Виктор Межевикин посвятил служению ОГАТ им. И.С. Тургенева 35 лет. В канун юбилея артиста, отмеченного президентской благодарностью за заслуги в развитии отечественной культуры и искусства и многолетнюю плодотворную деятельность, с ним встретился корреспондент «Орловской городской газеты».

– Виктор, поделитесь, пожалуйста, что такое 60 лет для артиста?

– Для меня – просто цифра в паспорте. С опытом я пришел к тому, что бессмысленно тратить время, вдохновение и моральные силы на некое подведение условной черты. Стоит жить настоящим. Но, конечно же, с возрастом к артисту, да и к любому человеку, наверное, приходит особая глубина. Кто­то называет ее жизненной мудростью. Оглядываясь на некоторые свои роли, я понимаю, что нынешний я играл бы их совсем иначе. В частности, в студенческие годы я играл в дипломном спектакле Бусыгина. Сегодня «Старший сын» (16+) есть в репертуаре нашего театра, и я играю Сарафанова. И отмечаю, насколько изменился мой взгляд на один и тот же материал.

Думаю, в этом и состоит прелесть возраста и опыта: расширяется кругозор, ты выходишь на новый уровень понимания людей и явлений, и как следствие, делаешь для себя удивительные открытия.

– Театр как явление изменился за те годы, что вы ему служите?

– Мне кажется, в советское время театр был больше ориентирован на смысл, на ту самую глубину восприятия, которой обладали актеры и которую они стремились разделить со зрителем. Впоследствии театр перешел к поиску формы, она оказалась поставлена во главу угла. Я думаю, что это просто такой период, и он безусловно нужен театру. Рано или поздно все придет в равновесие.

– Сколько всего ролей вы сыграли?

– Не знаю. Я только планирую их посчитать. В некоторых спектаклях у меня по две­три роли.

– Любимая роль у вас есть?

– Как сказал кто­то из великих, у артиста не должно быть нелюбимых ролей. Каждая из них особенная по­своему, каждая – это целая прожитая жизнь.

– А роль, которую вы мечтаете или когда­то мечтали сыграть?

– Нет. Я никогда не мечтал быть Ромео или Гамлетом. Мне кажется, гораздо интереснее читать распределение ролей с некоторым трепетом. Режиссер никогда не дает роль артисту просто так. Если так распределили, значит, что­то в тебе режиссер увидел, что подвело его к такому решению. И это всегда внутренний поиск, осмысление, иногда – новый взгляд на героя, которого мог знать по пьесе, по книге. А тут его характер нужно примерить на себя, найти, как лично ты станешь играть его.

– Одной из первых ваших ролей в ОГАТ им. И.С. Тургенева была роль Принца в спектакле о Золушке. Как вам кажется сегодня, Принц – насколько близкий к реальности персонаж?

– Это была забавная и очень важная для меня история! Началась она с того, что я вообще не видел себя Принцем. После стал думать, как буду это играть, добавил своему персонажу некоторой манерности, как в фильмах. А потом главный режиссер театра, Борис Голубицкий, зашел на репетицию и все это увидел. Он сказал мне: «Принц – это не некое возвышенное непонятное существо, это просто парень. Самый обычный юноша, который любит». Это перевернуло мой взгляд на Принца и на то, как передать любовь на сцене, как сделать так, чтобы партнерша в самом деле чувствовала, что ее любят.

– Вам наверняка доводилось играть героев, которые вам совершенно не нравились, чьи поступки с морально­этической точки зрения представлялись вам недопустимыми. Как вы работаете над такими ролями?

– Я исхожу из того, что никто не свят. Тем или иным образом, но в жизни мы сталкиваемся с самыми неприятными вещами, с разнообразными проявлениями жестокости. Этот опыт так или иначе оседает в нашем бессознательном, и такие роли позволяют воспользоваться им во благо. Самый простой пример: все мальчишки дрались в детстве, и я не исключение. Когда нужно сыграть жестокого человека, сцену, требующую сильных эмоций, я обращаюсь к этим воспоминаниями, вызываю в себе чувства, которые испытывал в те моменты.

– Насколько реально для артиста погрузиться в роль слишком глубоко, перенять, перенести в свою жизнь черты характера и образ мыслей персонажа?

– Заниматься подобным не стоит, во­первых, из соображений безопасности, во­вторых, потому что это просто неэтично. Если бы каждый актер, играющий Отелло, полностью перевоплощался, очень быстро во всех театрах и студиях мира по понятным причинам закончились бы Дездемоны. «Бутафорский мир» – немного грустное определение, но оно правдиво. Театр повествует о жизни, изучает ее в самых разных проявлениях, но театр – это не жизнь, и актер должен хорошо понимать разницу между ними.

– Что, на ваш взгляд, нужно для создания хорошего спектакля?

– Качественная пьеса, хороший режиссер, профессиональные артисты, финансирование и, конечно же, зритель. Зал, в котором сидят 30 человек, кардинально отличается от полностью заполненного зала, дающего искренний отклик, дарящего ощущение того, что и спектакль в целом, и каждый человек, участвовавший в его создании, важны. От этого у артиста вырастают крылья за спиной.

Анастасия Извекова