Орел в годы первой русской революции глазами будущего гимназиста

Окончание. Начало – в № 5 (339) от 10 февраля 2017 года

Революция 1905 года наложила большой отпечаток на все российское общество. Почувствовали новые веяния даже городские мальчишки. Продолжаю рассказ Владимира Петровича Полякова о событиях, происходивших в городе Орле во время первой русской революции.

Жизнь за царя

«… Свободного времени у меня было много. По осени затевали игры с уличными ребятишками. Произошел со мной такой случай, который чуть­чуть не закончился плачевным для меня результатом. Мы однажды играли. Я нес портрет царя и распевал песню: «Эй, да люли, православный русский царь!». Другая группа ребят, монастырские, жившие через овраг возле мужского монастыря, вдруг подскочили и стали отнимать у меня портрет. Я не отдаю, тогда они меня прижали к обрыву, где был отвесный склон оврага, и кричат: «Отдавай, иначе тебя спустим под откос!». Все мои товарищи разбежались от меня, и я оставался один на краю обрыва. Я тогда струсил и отдал им портрет царя Николая, а иначе меня бы сбросили в овраг…

…В зимнее время играли в прятки. Закрывали вторую половину дома ставнями и начинали играть. Прятались в шкафы, сундуки, под столом и стульями. Учебные заведения не возобновляли занятия, и молодежь собиралась по домам и устраивала танцы. Иногда вечером закрывали ставни с улицы и играли на фортепьяно «Марсельезу». А на улице распевали песню: «Ах ты, зимушка­зима, заморозила меня, машиниста главного, кондуктора славного…».

На Святках ходили в соседний дом, где собиравшаяся молодежь играла в карты. Было и курение папирос. Я иногда подбирал недокуренные папиросы и тоже пытался «курить».

Некоторое время в Орле еще и в 1906 году происходило брожение. Всюду чувствовалось недовольство. В доме Турбиных, где я жил, портрет царя Николая II спешно был сдернут со стены, где он висел, и брошен под сундук. Старший сын Ивана Ивановича Александр заставлял меня читать на память куплеты «Марсельезы» и тщательно прятал от меня наган. Я же, как мальчишка, находясь под влиянием старших и подражая им, принимал самое активное участие во всех их проделках…».

«По воле Божией»

«Все эти «революционные» увлечения сказались на моей подготовке к сдаче экзаменов. Занятия продвигались крайне слабо, знания мои были по­прежнему очень низкими. В первом же диктанте на экзамене в Николаевской мужской гимназии я сделал столько ошибок, что уму непостижимо и, кажется, получил низшую оценку, «единицу». Второй экзамен держать уже не пришлось.

Иван Иванович Турбин, видя, что дело принимает плохой исход, скорее определяет меня в частную гимназию, куда я был охотно зачислен, и пишет такое письмо моему отцу: «Милостивый государь Петр Сергеевич! По воле Божией Ваш сын Владимир не поступил в Правительственную мужскую Николаевскую гимназию, несмотря на все мои хлопоты и длительные подготовки, которые не увенчались успехом. Но зато он зачислен в первый класс частной гимназии. Такое сообщение как громом поразило моих родителей, особенно, мать».

Вот так события первой русской революции, проявившиеся и в Орле, сказались на судьбе мальчика Володи Полякова. Он не стал гимназистом Орловской мужской гимназии. Мать, узнав о проваленном диктанте, забрала сына в город Ровно Волынской губернии. С помощью двух репетиторов там ему «подтянули» грамотность, и Владимир Поляков в 1907 году был зачислен в первый класс Ровенского реального училища, которое располагалось в замке польского магната Любомирского. Довелось учиться ему в многонациональном классе (поляки, немцы, евреи), где русских было только три человека. Ровенский период в жизни Полякова продлился около года, а после летних каникул он продолжил учебу в Курской мужской гимназии, поближе к родным местам.

Аттестат зрелости выпускник Владимир Поляков получил вскоре после отречения царя, в апреле 1917 года. И это был вообще последний выпуск в Курской мужской гимназии.

Послесловие

Период между двумя революциями начался для бывшего гимназиста с раздумий: как строить дальнейшую жизнь? Недолго размышляя, Владимир Поляков вступил добровольцем в армию (уже не царскую, а Временного правительства), став с июня 1917 года солдатом артиллерийского дивизиона, который базировался в Курске. В это время дисциплина в армии резко упала: заржавевшие орудия не разбирались и не чистились, стрелять из них было опасно. Никто из солдат не следил за чистотой и опрятностью. Так продолжалось все лето и начало осени, когда артиллерийскую часть решили расформировать. Это было незадолго до Октябрьской революции. Желающие могли взять отпуск, чем воспользовался и солдат Владимир Поляков. Я снова предоставляю ему слово.

«Первым делом я хотел проехать в Орел. По двум соображениям: во­первых, повидаться с братом, который служил в Орле, во­вторых, взять деньги из Государственного банка, положенные лично на меня еще в 1905 году моей бабушкой, Пелагеей Алексеевной Поляковой. Пронесся такой слух, что деньги пропадут, и держать их в банке уже небезопасно.

Я так и сделал. Прихватил с собой две буханки белого хлеба, сел на один из поездов из Курска и добрался до Орла. Повидавшись с братом, получив деньги из Орловского Государственного банка и погостив у бабушки, монашки Орловского женского монастыря, я спешно собираюсь обратно.

Продовольственные затруднения уже давали о себе знать. Хлеб ценился чуть ли не на вес золота. Вижу, что картина неважная, мчусь на железнодорожный вокзал Орла и пытаюсь сесть в поезд. Но не тут­то было. Это оказалось очень нелегко. Поезда, все, какие ни глянешь, побиты, двери отсутствуют, окна выбиты, всюду сквозняки гуляют. Вагоны переполнены солдатами. Пришлось добираться буквально по спинам, головам больных, раненых, измученных, изможденных солдат. При этом меня вот что удивило: все встречавшиеся на моем пути солдаты были без поясов, без погон и без кокард. В сутолоке на меня никто не обратил внимания, один я – в погонах и с одной нашивкой бомбардира (артиллериста), знак отличия такой. Наконец, приехали в Курск. На перроне кто­то из военных крикнул вдогонку мне, когда я торопился к выходу: «Лычки свои сними, все уже без погон ходят, а он не снимает». Я обернулся и в спешном порядке принялся срезать погоны…».

Потом была служба на хозяйственных должностях в Красной Армии, тиф, от которого снабженец Поляков едва не отдал Богу душу, демобилизация и возвращение в родную деревню Щигровского уезда. В 1920 году в его жизни начался учительский период, продолжавшийся почти четыре десятилетия.

В Орел Владимиру Петровичу Полякову удалось вернуться только в «Записках» – воспоминаниях. Они бережно хранятся у его сына, Юрия Владимировича Полякова, в скромной орловской квартире на «Наугорке»…

Александр Полынкин