Рассказываем об одном из чудачеств Варвары Петровны Тургеневой, навсегда оставшемся в памяти ее домочадцев.
12 апреля 1859 г. И.С. Тургенев писал своему другу В.П. Боткину из Спасского-Лутовинова: «Сегодня Светлое воскресенье – и я был у Всенощной. Дьячки пели на редкость: Христос воскресе – в церкви пахло тулупами и свечной копотью, вокруг церкви трещали бураки и шутихи доморощенной «леминации», плечи мои ныли от тяжести шубы – но на душе вместе с воспоминаниями детства проходило чтото хорошее и глубоко грустное».
Пасхальные дни часто навевали Тургеневу воспоминания из детства. Его мать Варвара Петровна, будучи в духе, умела организовать любой праздник так, чтобы он надолго остался в памяти окружающих. А уж Светлое Христово Воскресение в усадьбе «в хорошие времена» всегда отмечали на широкую ногу. С утра на Пасху вся округа оглашалась мелодичным звоном церковных колоколов. В доме Тургеневых накрывали стол с традиционными пасхальными блюдами, к которому все домочадцы, начиная от горничных и заканчивая хозяевами, выходили в праздничных нарядах. В барском доме собирались гости, съезжались родственники. Дом наполнялся голосами и смехом.
Но так продолжалось не всегда. В 1834 году скончался отец семейства Сергей Николаевич Тургенев. Подросшие сыновья учились в университетах и редко появлялись в родительском доме. Варвара Петровна все чаще оставалась одна.
В 1839 году Тургеневы отмечали праздник Пасхи порознь: Иван учился в Германии, Николай находился в Петербурге, Варвара Петровна – в Спасском-Лутовинове.
Николай тогда писал Ивану: «Поздравляю тебя, Jean, со Светло-Христовым воскресеньем. Как-то ты, бедный, проведешь его между чужими на чужбине. Не буду вспоминать, как ты, бывало, маленький был охотник биться яйцами и платил по 20 (коп.) за биток Антону…».
А Варвара Петровна, поздравляя сына с Пасхой, не смогла удержаться, чтобы не отметить, как его отсутствие сказывается на ее настроении: «Христос Воскрес, милый Ваничка. Грустно, очень грустно мне христосоваться с тобою заочно, целовать твой портрет!»
А в 1846 году, когда сыновья вновь не смогли приехать к матери на Пасху, праздничные торжества в Спасском и вовсе были отменены. Оба тогда находились в Петербурге: Николай Сергеевич жил в столице с семьей, а Иван Сергеевич поехал туда из-за гастролей Полины Виардо.
Варвара Петровна скучала в своем спасском доме в окружении многочисленной прислуги, дворни, компаньонок и приживалок. Даже приемная дочь Варенька – послушная и «премиленькая Биби» – не могла скрасить ее грусть и одиночество.
Варенька позже вспоминала: «…И вот мне в детстве пришлось остаться без куличей. Без пасхи и даже совсем без праздника. Настал день светлого воскресенья. Обедня отошла рано, но звон в колокола начался уже часов в 7 или 8 утра. Начин положил сам пономарь, и надо сказать, мастер своего дела. Ни в одной сельской церкви, ни прежде, ни после, я не слыхала такого искусного трезвона. Итак, начин положил, а внизу мальчишки уже с нетерпением, верно, ждали своей очереди позвонить для великого праздника».
По обычаю звонить на Пасху в колокола мог любой человек мужского пола, а потому звон стоял с утра до вечера, и вся Пасхальная неделя называлась Звонильной.
Итак, Варенька проснулась рано и прислушивалась к переливу колоколов, даже подбежала к окну, чтобы посмотреть на светлый день, каков-то он!
«Куда ты?» – закричала Варвара Петровна из своей комнаты.
Чуткое, привычное ухо учуяло грозу. Варенька юркнула в свою постель и с головой накрылась одеялом.
Варвара Петровна позвонила в колокольчик. На призыв барыни явилась ее горничная Дуняша – Авдотья Кирилловна Тоболеева (в замужестве Лобанова).
«Что это за звон?» – недовольно спросила барыня.
«Праздник, сударыня, святая неделя», – был робкий ответ.
«Святая неделя! Праздник! Какой? У меня бы спросили. Какая у меня на душе святая неделя. Я – больна, огорчена, колокола меня беспокоят. Сейчас велеть перестать! – уже гневно восклицала Варвара Петровна. – Для меня нет святой недели, и для моих, живущих у меня, она не должна быть. Сказать священнику, что я больна, что колоколов я слышать не могу.
А колокола все веселей и веселей звонили!
«Я слушала с такой жадностью. Вот, вот умолкнут, хотелось наслушаться, пока приказание еще не приведено в исполнение. И вот затихли», – с огорчением вспоминала Варенька.
Время потянулось в мертвой тишине. Наконец, в девять часов девочке позволили встать и нарядили в прелестное белое платье с вышивкой. Ей надлежало войти к барыне, но Варенька не знала, подойти ли ей «к ручке» Варвары Петровны, «христосоваться» ли или просто пофранцузски сказать: «Здравствуйте, маменька».
Барыня, как ни в чем не бывало, протянула воспитаннице руку и поцеловала ее в лоб.
«Что это тебя так нарядили? – спросила она слабым голосом. – Запачкаешь. Переоденься и ступай чай пить».
Варенька послушно переоделась в повседневное платье и отправилась в парадную комнату, где все было готово к празднованию Пасхального светлого дня. На подносе был расставлен севрский фарфоровый сервиз, подававшийся только в особо торжественные дни. На столе красовались ванильная пасха и кулич – они всегда на славу удавались повару Савелию Матвеевичу. На отдельной тарелочке лежал барашек из масла с веткой зелени во рту, рядом ждали своего часа ярко-красные яйца. Сиял начищенный самовар, и буфетчик Василий Иванович во фраке и в белых перчатках всем видом выражал готовность разливать чай.
Варенька надеялась, что утренние огорчения компенсируются возможностью отведать пасхального угощения.
«Кто, вспоминая свои детские годы, не знает, как ждется сладкая, вкусная пасха, с каким нетерпением желаешь увидеть и съесть первое красное яйцо», – вспоминала Варенька.
Однако собравшиеся дворецкий Федор Иванович Лобанов с женой Авдотьей, учительница-англичанка, учитель русского языка, экономка, буфетчик – не могли решить, что им делать: разговляться или просто пить чай.
«Да как тебе барыня сказала?» – допытывался дворецкий у жены.
«Сказала, праздника нет, вот и все!», – с досадой отвечала та.
В итоге все сели пить чай, как в будни. В утешение был подан другой кулич, «не петый».
«Должна сознаться, что я глотала не чай, а слезы», – отмечала Варенька в своих воспоминаниях.
Весь день по дому ходили без шума, говорили шепотом. Ставни у Варвары Петровны не отворялись, из спальни она не выходила, завтракала и обедала одна. Приходивших в дом священников, желавших поздравить ее со Светлым праздником, барыня не приняла. Даже традиционное «Христос Воскрес» никто не решался произносить.
«От сдерживаемых целый день слез у меня заболело горло. Не понимая тогда еще причины этой боли, я о ней сказала своей гувернантке, и в довершение всего удовольствия натерли чулок мылом и салом и привязали мне к шее», – вспоминала Варенька.
В таком же безмолвии прошли и первые дни святой недели. Лишь в четверг, войдя в спальню барыни, горничная Авдотья наконец услышала ее одобрительное: «Ставни!»
Материал подготовила специалист по просветительской работе музея-заповедника И.С. Тургенева «Спасское-Лутовиново» Марина Копылова
