В Орловской детской библиотеке им. М.М. Пришвина завершилась выставка молодого художника из Орла Виталия Никитина. Каждая его картина — настоящая история, объемная и многогранная, до глубины души прожитая им самим.

Виталию всего 24 года. В это может быть непросто поверить, зная, с какой глубиной и с каким чувством он способен рассказать, например, об овраге, который запечатлел на холсте.

«Все привыкли видеть или хотят видеть солнце в полотнах художника, я хочу показать, что чувствует ветхое строение или природа под покровом ночи, я хочу понять и почувствовать энергию домов, в которых никто не живет, но когда­то жили люди, наполняя стены теплом и радостью», – так рассказывает о своем творчестве он сам.

В беседе с корреспондентом «Орловской городской газеты» Виталий поведал о том, как он находит сюжеты для своих картин, и о том, почему сравнение с Ван Гогом оказалось для него нелестным.

– Живопись это часть вашей жизни или сама жизнь?

– Живопись для меня это нечто большее, чем сама жизнь. Рисунок пришел в мою жизнь в раннем детстве. Мне показала его мама, рисовавшая плакаты и стенгазеты на работу. Первую выставку я провел в Орле в Мемориальной мастерской Дышленко, потом были несколько выставок в творческом объединении «МхиС», впоследствии я представлял свои работы в Белгороде и Санкт­Петербурге.

– Представляется, что художнику необходимо пройти определенный путь, чтобы прийти к такому взгляду на живопись, каким обладаете вы. От солнца в полотнах, о котором вы говорили, до подлинной глубины. Каким был этот путь для вас?

– Мой путь начинался с импрессионизма. Познакомившись с творчеством таких великих авторов, как Ван Гог, Моне, Ренуар, я почувствовал, что вижу отражение себя в их картинах, и это ощущение сохранялось во мне в течение некоторого периода времени. Я начинал писать, исследовать технику мазков. Когда я представил свою первую выставку, меня так и назвали – «Орловский Ван Гог». Скажу честно, мне это не очень понравилось. Причина заключалась в том, что зрители не увидели меня как Виталия Никитина, хотя сюжеты моих картин и были оригинальными. Впоследствии я много размышлял о том, кто я и каков мой путь. В процессе этой внутренней работы погрузился в изучение творчества Петра Дика. Именно этот автор показал мне способ написания на наждачной бумаге, и с этих пор я начал писать на наждачной бумаге масляной пастелью. Сначала был минимализм и фигурные образы, передававшие боль и отчаяние, однако с течением времени я осознал, что мне нужен свой стиль, свой способ передать то, о чем говорит мне сердце, что я чувствую, глядя на природу в полном одиночестве.

– Вы намеренно не прописываете лица своих героев четко?

– Да. Я не пишу лица в образах, потому что образ человека, стоящего ко мне спиной, способен рассказать мне больше, чем я мог бы увидеть, глядя ему в лицо. Я хочу передать эмоции человека вне зависимости от того, где он находится, что его окружает. Важно то, что человек испытывает.

– Насколько это смело для современного молодого художника – показывать не солнце, а мир так, как его чувствует сам художник?

– Я много рассуждал о том, как солнце влияет на взгляд и оценку зрителя, и понял, что хочу показать людям, насколько это может быть искренне – писать природу или же строение, когда солнце уходит за горизонт. В такие моменты я представляю, что было на этом месте 50 или 100 лет назад, задаюсь вопросом: «Что же ты видела, моя природа? Ты видела, как солнце покидает тебя день за днем, как люди проходят мимо, ты ждала меня?»

– Встречались ли вам места и сюжеты, которые вы так и не смогли понять?

– Я никогда не ищу сюжет или место, которое мог бы и захотел написать. Обычно я просто катаюсь на машине и наблюдаю за всем, что меня окружает. Таким образом мне остается лишь услышать энергию места и дождаться, чтобы она приняла меня, чтобы она показала мне, какая она именно тут?

Совсем недавно я написал картину «У холма». Начинал ее писать днем, и все шло хорошо, но, приехав домой и продолжив работу над ней, я понял, что мое видение затягивается туманом, а каждый мой шаг, когда пастель соприкасается с бумагой, становится пустой тратой материала. Тогда я посмотрел в окно, обнаружил, что на часах уже одиннадцать часов вечера, и в моей памяти всплыл образ того обрыва в полной темноте: тишина и вода, которая нежно касается берегов. Я собрался и поехал туда, не думая ни о чем. Добравшись до места, я увидел то, что хотел показать мне обрыв. Думаю, он хотел показать, как ему одиноко, когда рыбаки расходятся по домам, а звук переезжающих по мосту машин затихает. Ночь опускается, а он остается на своем месте, на том же, где был и много лет назад. Бывает, что в такие моменты я сам не рад, что написал ту или иную новую работу. Кажется, что все безысходно. Однако потом приходит другая, более важная, как мне кажется, мысль о том, что я сумел понять этот обрыв. Сумел дать ему то, что никто до меня не дал.

Мы, люди, независимо от возраста и опыта, способны чувствовать. Пусть понимание некоторых нюансов и приходит к нам только с опытом, духовным и жизненным. Я лишь хочу, чтобы мы не забывали, как искренне, как глубоко можно прочувствовать то, к чему нельзя прикоснуться. Кстати, полотна художников для меня тоже неприкосновенны. Я полагаю, они существуют для того, чтобы на них просто смотрели. Не трогали, но наблюдали, чувствовали. И тогда картина сама покажет зрителю все, что таит в себе.

Анастасия Извекова